Как только она вышла, он подвел итоги.
— Билл Нолан пользовался ею, чтобы выносить документы из Лэнгли. Она думала, что они предназначались для одной из сенатских комиссий и что он делал это из дружеских чувств к Барри Голдуотеру. Затем она их фотокопировала и относила ему в виде микропленок. Остальное мы обнаружили: он заполнял внутренность одной из своих авторучек микропленкой и зарывал ее рядом с надгробием своего сына. Гарри Фельдстейну оставалось только вытащить ее.
— Она ничего вам не сказала по поводу того, почему он пошел на предательство?
— Нет, в общем нет! Она считает, что не было никакой причины, что она знает его двадцать лет, что это самый честный человек, с каким она когда-либо встречалась... Что она будет защищать его до конца. Он жил воспоминаниями о своем сыне, убитом во Вьетнаме, испытывал отвращение к насилию и очень многого ждал от конференций по разоружению...
Эту сторону они никогда не рассматривали.
Оба мужчины, одинаково измученные, смотрели друг на друга. Малко не хотелось оказаться в шкуре Фрэнка Вудмилла.
— А Гарри Фельдстейн?
— Его оружие было без номера, и установить его происхождение не удастся. А так — ничего. ФБР сейчас допрашивает его жену. В лучшем случае ее вышлют. Обыски ничего не дали. У меня складывается впечатление, что до этого вечера он не знал Билла. Конспирация.
На улице было холодно, и Малко чувствовал, что внутри у него все оледенело. Тайна осталась нераскрытой, а все возможности уже были исчерпаны.
Доктор Торп, врач ЦРУ, ждал в коридоре, оживленно беседуя с двумя своими коллегами, когда Фрэнк Вудмилл и Малко вошли в Джорджтаунскую больницу. Несмотря на несколько часов сна, Малко чувствовал себя разбитым, а у Фрэнка глаза были, как у кролика. — Это было ужасно, — сообщил Фрэнк. — Мне показалось, что директор ЦРУ упадет замертво. И даже сейчас мне все еще не верится. Мне удалось заставить его поклясться, что он никому ничего не скажет до тех пор, пока не выяснится, в каком состоянии Билл. Даже Президент останется в неведении... Пойдем повидаемся с Торпом. На всякий случай я приказал установить микрофоны в комнате.
Доктор Торп с мрачным видом подошел к ним.
— Плохие новости, — сказал он. — Состояние Билла непрерывно ухудшается. Слишком сильное повреждение мозга.
Фрэнк Вудмилл посмотрел на него так, словно он сказал какую-то непристойность.
— Вы хотите сказать, что он умрет?
Врач утвердительно кивнул.
— Он может говорить?
— Нет. Мы провели тестирование. Он пытается говорить, но понять ничего нельзя.
— Он все еще в сознании?
— Да. Но это долго не продлится.
Они вошли в «предбанник», затем в палату. Билл Нолан опирался на подушки, глаза его были открыты, правая сторона лица была искривлена.
Увидев Фрэнка Вудмилла, он попытался произнести несколько слов, но с его губ срывалось лишь невнятное бормотание. Торп склонился к уху заместителя начальника оперативного отдела.
— Это все, на что он способен.
Билл Нолан пристально смотрел на Фрэнка. В его глазах показались слезы. Левой рукой он делал повторяющиеся жесты, похожие на дрожь. Фрэнк наклонился к нему и положил ему на колени блокнот.
— Билл, — сказал он, — мы должны знать. Нам теперь известны ваши связи с теми. Почему? Скажите нам, почему вы это сделали?
Левая сторона лица Билла Нолана сморщилась. Он с трудом нацарапал на бумаге несколько букв и снова закрыл глаза. Малко прочел:
— Ф... о... н.
— Он хочет видеть свою секретаршу, — сказал офицер безопасности. — Надо попросить разрешения у директора ЦРУ.
Доктор Торп подошел и шепнул на ухо Фрэнку Вудмиллу:
— Поторопитесь, я не уверен, что он дотянет до вечера.
Заместитель начальника оперативного отдела обернулся и сухо приказал:
— Возьмите вертолет и доставьте мисс Мак-Кензи. Я позвоню директору ЦРУ.
Он склонился над кроватью.
— Билл, Фон сейчас придет.
Малко встретился с глазами Фон и прочел в них мировую скорбь. Уже в течение часа она молча сжимала руку Билла Нолана. Тот иногда открывал глаза и смотрел на нее затуманенным взглядом. Но он отвергал все вопросы, касающиеся его предательства. Время от времени доктор Торп с обеспокоенным видом смотрел на экраны мониторов: Билл Нолан неудержимо слабел.
Малко улыбнулся Фон Мак-Кензи.
— Я могу с вами поговорить?
Она последовала за ним в коридор.
— Вы можете оказать нам последнюю услугу, — сказал он. — Билл скоро умрет.
— Я это знаю, — сказала она, — я это чувствую.
— Попросите его сказать нам правду. Почему он предал. Иначе эта история на многие годы запятнает ЦРУ.
Она долго и пристально смотрела на него.
— Я согласна, но потом вы меня оставите наедине с ним.
— Я вам обещаю.
Она вернулась в комнату и подошла к Биллу Нолану. В течение нескольких минут она говорила ему что-то на ухо. Малко наблюдал за искаженным лицом заместителя директора. Наконец он медленно кивнул головой, и Фон Мак-Кензи сообщила:
— Можете задавать ему вопросы.
Малко написал на бумаге:
— Почему вы предали свою страну?
Билл Нолан прочел и разволновался. Левой рукой он стал с трудом писать какие-то слова. Малко читал по мере того, как они появлялись на бумаге:
«Мир... Чтобы не было больше конфликтов. Я не предавал».
Его рука снова упала. Малко написал рядом:
«Это из-за вашего сына?»
Глаза Билла Нолана наполнились слезами. Он написал почти твердо:
«Да... мой сын... Другие. Надо избежать новой войны. Они искренние...»
Малко написал:
«Они»: это русские?"
«Да».
Было так тихо, что, казалось, можно было услышать, как летает по комнате муха. Фрэнк Вудмилл сопел, лицо Фон Мак-Кензи было залито слезами.